В первых числах августа 1905 года город Виктор, к удивлению жителей штата Колорадо, исчез. Город Виктор перестал говорить голосом газет, телефона и телеграфа; от него не осталось ничего, кроме кружка на географической карте.
Впрочем, через центральную почту Соединенных штатов поступали успокоительные сведения. По этим сведениям, в исчезнувшем городе вводился порядок.
Станция Виктор, под охраной солдат, выглядела уныло. На стенах, заборах и фонарных столбах белел указ губернатора. Крейн шел от вокзала в город; ему казалось, что тихие улицы с запертыми окнами и дверьми по ошибке освещены солнцем.
Крейн быстро свернул на шум голосов. В конце переулка, на затоптанном пустыре, рабочие столпились вокруг оратора, взобравшегося на бочку. Крейн чуть не вскрикнул, — на бочке, потряхивая длинными волосами, стоял адвокат Ричардсон.
— Товарищи, адъютант генерала Белла посетил меня тотчас по моем приезде в этот город, благословенный богом. Он спросил, действительно ли я собираюсь говорить? «Разумеется, — сказал я, — ибо я адвокат…» — «О чем же именно?» — спросил адъютант. — «О вещах, которые нас всех интересуют в настоящее время». — «Вы не должны делать ничего подобного, — сказал адъютант, — вы никоим образом не должны упоминать о стачке, о деле Хейвуда и Мойера, о приказах губернатора Пибоди, об угольной промышленности и железных дорогах… и вообще ни о чем таком, что может побудить кого-либо из присутствующих думать об этих вещах».
Товарищи, то немногое, что мне остается сказать после того, как я перечислил вам все, о чем мне запрещено говорить…
В переулке свистки и топот. Адвокат Ричардсон оглянулся.
— …Я доскажу вам при следующей встрече…
Он спрыгнул с бочки в расступившуюся толпу.
— Вы? Прекрасно! — Это относилось к Крейну.
Адвокат Ричардсон продел руку под локоть Крейна на полном ходу.
— Бедняжка Фрезер… шерифы из Идаго показывают на него пальцами. Его потомки до четвертого поколения станут посмешищем шерифов из Идаго… А дело Хейвуда — скверное дело, Крейн.
— Скажите, что здесь происходит?
— Здесь? Вводится порядок. С этой целью вчера привезли штрейкбрехеров в спальных вагонах. Сегодня арестована редакция «Виктор рекорда». Это была славная газета. Она напечатала последнюю воскресную проповедь епископа с библейским примечанием: «Епископ Матц порицает социализм, потому что “бык знает своего хозяина и осел — житницу своего господина”». Но, дорогой мой, ничто не может сравниться с судом над Гейсом и Гарпером. Он состоялся позавчера.
— Как над Гарпером? — сказал Крейн, — ведь он…
— Ну да, АФТ… Можно сказать, Ассоциация владельцев обязана ему срывом всеобщей стачки. Неблагодарные!
— Расскажите же…
— Старика прорвало от методов введения порядка. Кажется, он вслух пожалел о том, что всеобщая стачка не состоялась. Его мигом обвинили в заговоре, вместе с Гейсом, которого он терпеть не мог до этого случая. Суд в конце концов затребовал их от военных властей. Тогда… вообразите картину: здание суда с утра оцепила пехота; на соседних крышах — легкие стрелки; Гейс и Гарпер под конвоем кавалерии с полковником Чейзом во главе. Полковник из уважения к конституции оставил лошадей на дворе, но зато в зале расставил солдат, спиной к судье и с ружьями наготове. Это было грандиозное зрелище! Судья оправдал обвиняемых. Чейз поднялся с места и заявил, что он не освободит никого без приказа «его превосходительства губернатора и главного начальника войск». К вечеру пришел приказ. А через полтора часа после освобождения комиссия выслала обоих в общем порядке.
— Какая комиссия?
— Военная комиссия по высылке. Я вам ее покажу. В серьезных случаях, мой дорогой, Америка управляется военными приказами и судебными запрещениями; в остальных случаях — народом.
— Я не знал этого, — сказал Крейн и провел по лбу рукой. — О, иногда мне кажется, что я ничего не знал…
* * *
Полковник Чейз, председатель военной комиссии по высылке, встал и расправил красивые усы.
— В графстве Теллер, — сказал полковник, — согласно указу губернатора, находящемся в состоянии волнения и бунта, более двух тысяч человек отказались от своих обычных занятий. На все уверения в том, что эти лица пользуются поддержкой стачечного комитета Западной федерации рудокопов, мы отвечаем: стачечный комитет — это факт, который военные власти могут в лучшем случае игнорировать. Игнорируя же этот факт, военные власти вынуждены всех лиц, которые остались без видимых средств к существованию, рассматривать как бродяг, подлежащих высылке за пределы штата. Дежурный, огласите список задержанных на основании применения схемы ареста бродяг генерала Белла!
Дежурный откашлялся и довольно быстро перечислил около восьмидесяти фамилий.
— Некоторые из этих граждан, сэр, подали заявление о том, что они владеют недвижимым имуществом, сэр, в силу чего не могут считаться бродягами.
— Я полагаю, — сказал полковник Чейз, — и вместе со мной вся комиссия полагает, что заявления частных лиц не могут быть приняты во внимание по вопросу, разрешаемому военной властью. Впрочем… высылка будет отменена в случае согласия арестованных немедленно вернуться на работу. Дежурный, комиссия переходит к очередным делам.
— Рудокоп Джон Смит, вы — член местного союза? — Да.
— В таком случае, вы обвиняетесь в заговоре.
— Почему?
— Потому что по принятому определению заговор есть соединение двух и более лиц для достижения какой-либо преступной или незаконной цели; или же для достижения не преступной и не незаконной цели путем применения преступных или незаконных средств. На основании всего вышеизложенного я приговариваю вас к высылке из этого округа. Не возвращайтесь никогда, потому что с вами может случиться несчастье.
— Том Питc, правда ли, что, проходя мимо вновь прибывших рабочих, вы громко назвали их «скэбами»?
— Конечно.
— И добавили, что «нежные души штрейкбрехеров алчут трех трапез в день, места, где можно поспать, и в особенности охраны?»
— Именно так. Кто когда-либо слышал, сэр, чтобы штрейкбрехер работал?
— Вы будете высланы из округа, потому что судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа, строжайше запрещает поносить, задевать, оскорблять или высмеивать рабочих или служащих истца[6].
— Джемс Вильсон, находясь под арестом, не говорили ли вы с членом Западной федерации рудокопов?
— Да, говорил.
— Знаете ли вы, что совершили проступок против военного устава?
— Возможно; но человек, с которым я говорил, был мой родной брат Чарльз Вильсон.
— Довольно. Вы сознаетесь. Я приговариваю вас к высылке. При этом я выражаю надежду на то, что никогда в жизни больше вас не увижу.
Полковник Чейз опять встал.
— Внимание! Получен последний судебный приказ, выданный по просьбе директора Компании топлива и железа.
«Федеральный окружной суд округа Крипл-крик — всем, кого, это может касаться.
Мы запрещаем вам посылать письма и телеграммы, произносить и печатать речи, имеющие целью направлять, побуждать, поощрять каких-либо лиц к совершению одних действий, равно как отклонять, удерживать, отговаривать этих лиц от совершения других действии.
Мы требуем и повелеваем, чтобы настоящее “запрещение” стало обязательным для всех, кого это может касаться после вручения его им, после объявления его им, после расклейки его в пределах данного города.
3 августа 1905 г. по Р. X. и 129 года независимости Соединенных штатов».
— Это четко сформулированное постановление, — сказал полковник, — я с особым удовольствием кладу в основу дальнейших действий военной комиссии по высылке.
— Изумительно… изумительно! — бормотал адвокат Ричардсон, потряхивая длинными волосами. Он стоял рядом с Крейном в толпе, перед ним было военно-судебное зрелище, еще невиданное ни одним адвокатом.
В сумерках Крейн один вышел на улицу. Прохожих почти что не было. Кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты вели рабочих в тюрьму. Еще одна кучка штатских двигалась в кольце мундиров, — солдаты провожали штрейкбрехеров с работы.
— Простите…
Крейн столкнулся с женщиной, почти бежавшей навстречу. Она была в легком платье в этот холодный вечер и только плечи и голову кутала в шаль, как будто знакомую Крейну. Женщина раздвинула концы шали.
— Молли, вы?
Молли еще похудела. Крейн разглядел сухие губы и беспокойные глаза.
— Вы?.. — сказала Молли без всякого оттенка удовольствия, — откуда?
— Прямо из Денвера. И вот… — Крейн развел руками.
— Вы знаете все?